Born in 2764 on Lauss in the Y'Maitoo Castle
* На окраине этого Мира В глубине непроглядной веков Он стоял, молодой и счастливый, Наблюдая полeт облаков. Ему теплый ласкающий ветер Нашептал про далекую даль, И забыл обо всем он на свете, Про заботы свои и печаль. Он не ведал, что все потеряет, Даже то, что мечом обретет, Что предательства яд испытает И в бесславном сраженье падет. Но пока, на окраине Мира, В глубине непроглядной веков, Он стоит, молодой и счастливый, И мечтает достичь облаков. * ... И была среди сказаний и песен тех времен одна мелодия без слов, которую я помню и поныне. Начиналась она с робкого аккорда, с легкого дуновения вечернего бриза, принесшего из закатного края еле уловимый аромат, будоражущий чувства и вызывающий странные мысли. Сначала это была просто мысль о том, что мир не кончается за знакомыми пологими холмами у горизонта. Потом пришло иное: ЛЕГЕНДА. С полунамека, с отзвука, из невообразимых далей времен принес ветер ее волнующее дыхание. Она ширилась, безумно манящая, обрастая подробностями, красками и голосами, и вот она уже повсюду, декорации внезапно сменились, романтическая мечта и легенда становятся СУДЬБОЙ. А ветер в лицо все сильнее. И многие лиги позади, и долгие годы. Все громче звук труб, мелодия все та же, но она уже не доносится со стороны, а идет из сердца. И вновь смена декораций и судьба становиться УЧАСТЬЮ. Долгие ступени под ногами. Все вверх и вверх. И ветер студит сердце и обжигает щеки. Участь - это долг. Это невыносимая тяжесть и это бремя из легенды, дарованной в юности вечерним бризом. Круг времен замкнулся. К трубам присоединились скрипки и дальние колокола. Чем выше, тем труднее каждый вздох, а вокруг - лишь холодные звезды. И пройдены уже все дороги. И другого пути нет. Только ожидание последнего аккорда, как неприклонного приговора рока. И вот аккорд звучит, но он чист и ясен, как внезапный свет приближающегося дня, низвергающийся с вершин. И долгожданные слезы... ... А вечерний ветер подхватывает родившуюся мелодию и уносит в запредельную даль, чтобы сделать своей супругой и назвать - легенда.* Не близок мой путь, бреду я неторной тропой. Вот злая беда: не найти мне дороги домой. Над лугом росистым горит там туманный рассвет... Виденье угасло, и вновь чернота, и покоя мне нет. * Джейн Мак Гилл неподвижно стояла перед экраном. Суровый, неприветливый мир проплывал под кораблем, безжизненный хаос синевато-серого света и черных резких теней. Разбитая трещинами и уступами, искореженная поверхность с проступающими кое-где ровостями чёрных лавовых полей и редкими кратерами, свидетельствовала о катастрофе, чуть не разнесшим Гиат IV на рой обломков. "Муравль" быстро несся над мертвой планетой, оставляя неяркое солнце за кормой. Внезапно над близким горизонтом появилась тонкая, сверкающая башня с утолщением в верхней части и поблескивающим длинным шпилем. Корабль шел прямо к ней, и вскоре уже стало видно, что сооружение стоит в глубоком древнем вулканическом кратере, окруженном отвесными уступами казавшихся неестественно острыми пиков. Поперечник кратера был верст пять; у подножия башни, вытянувшейся вверх на версту, уже погружённые в вечернюю тень, сгрудились склады и ангары. Вот показались желтые и синие огоньки полосы, фонари поселка. К посадочному полю ползли серые толстые насекомые - машины карантинной и таможенной служб. Корабль плавно опусткался. В поле зрения попала одна из опор башни и вдруг оказалась почти прозрачной, свет прожектора на противоположном склоне долины просвечивал сквозь нее, причудливо преломляясь. Послышался шорох - "Муравль" сел и к его днищу привинчивался переходник. Вагон доставил их прямиком к лифту. Только когда они поднялись саженей на двадцать, Джейн поняла, где находится: прозрачные стены и прозрачная же винтовая лестница вокруг шахты, конечно же, принадлежали чудесной башне. Солнце быстро клонилось к зазубренным скалам на западе, окрашивая тонкую атмосферу в рыжеватый цвет. Восточный горизонт был черен, и небо здесь сверкало редкими звездами. Наконец, лифт миновал этажа три в средней, толстой части башни и остановился. Они вышли, Майкл впереди, затем Фернандо, Джейн, опасливо, сзади. Прошли через несколько просторных и светлых залов, обставленных непривычно элегантно: деревянная резная мебель, драпировки мягких тонов, изящные растения, вазы, скульптуры. Воздух, казалось, колебала какая-то удивительная музыка. И вот они оказались в самом большом, пустом зале, выходящем к прозрачной стене с восточной стороны башни. Здесь музыка сфер внезапно властно вознесла их над этой землей. Озаренные оранжево-золотым вечерним светом, каменные исполины за огромным окном восставали из густого синего сумрака долин, увенчанные холодными звездами. Звуки органа, то властные и мощные, то виртуозно переплетающиеся, как кружево, наполняли картину неким высшим смыслом, благоговением перед Красотой. Вся крохотная Вселенная была наполненна гармонией, не оставляющей места хаосу. Музыка неслась выше и выше, куда-то в сияющую, ликующую бесконечность. В первое мгновение у Джейн перехватило дыхание. В сером Хэнтауне она никогда не слышала про такое. Потом она принялась искать глазами органиста. Им оказался невысокий светловолосый человек в черном мундире без погон, сидящий к ним спиной за пультом органа, лицом к скалам и вечерним звездам. Музыка уходила ввысь, в запредельную даль, и, наконец, затихла окончательно. Органист еще с минуту сидел неподвижно, безвольно опустив плечи, как будто часть его ушла вместе с этими звуками, потом встал и обернулся. Только тут он заметил гостей и, улыбаясь, поспешил им навстречу. Этот человек имел внешность довольно заурадную, разве что голубые глаза казались необыкновенно светлыми, даже какими- то лучистыми. Он был не молод, черты бледного лица тонкие, правильные. Однако Джейн, разглядев хозяина Башни, а это был именно он, очень удивилась. Она была уверенна, что уже видела этого человека где-то. Майкл представил его. Удивление Джейн переросло в испуг. Да, на девушку смотрело лицо из старых газет и учебников истории, герой многочисленных легенд и слухов. Загадка, которую ее соотечественники не могли для себя решить. Духовный вдохновитель республиканцев в Двадцатилетней войне, который после ее окончания вдруг как-то слишком быстро исчез, перестал фигурировать в правительственных хрониках, будто бы окончил свое земное существование. Миссис О'Рейли, правда, говорила, что слышала от убогой странницы на рыночной площади, будто потрясённый плодами своих вдохновенных речей и призывов, жестокостью и бессмысленностью разыгравшейся бойни, этот, в общем, не плохой человек раскаился. Но это были только догадки, правды не знал никто. И вот Эйвелиор И'Майту перед ней. * СТРАННЫЙ ПРОХОЖИЙ Когда на крыши серых городов Падет зимы изодранный покров, Его встречаю я который год: В молчанье по бульвару он идет. Хлестающий лицо холодный снег Совсем не замечает человек, Спешит, надвинув шляпу на глаза, Полы просторного плаща летят назад И шарф несется по ветру за ним - Нелеп забытый всеми пилигримм. Что потерял он и в каком краю? Где получил он седину свою? Тоски о невозвратном страшный яд Его прозрачный источает взгляд. Он пленник в этом городе навек, Смешной чудак, почти не человек. * Вечерний свет померкнет и умрет За дальними пологими холмами, А в юном сердце снова оживет Мечта, давно разбуженная Вами: Пусть день ушел, надежды не приблизив, В рассветный час (я верю - он придет), Сметая страхи, тьме бросая вызов, Светило новое над миром сна взойдет * "Моя жизнь, моя вечная странница На чужбину меня завела, И судьба моя там, бесприданница, Чашу горькую слез испила". Так остался он, всеми потерянный, Среди скал, среди льдов и воды, Обернувшись на путь неизмеренный, Не найдет свои он следы. * И снова белой лентой Путь ведет сквозь тьму. А ноша тяжкая все тает, тает, тает... Что за награда - ехать степью одному И наблюдать, как медленно светает! Вот краски наполняют сирые холмы. А что за лесом? Боже, это Горы! Глаза озер слезами звезд полны И смотрят с нежностью на облаков узоры. То вверх, то вниз струится светлый путь И синий горизонт предстанет вскоре. Но что так трепетно волнует грудь? Я чувствую, о, Небо, это - Море! * По скрипучему синему снегу, Уходя в запредельную даль, Не возьму я на дивную Вегу Хлам, заботы, обиды, печаль. Пусть кругом суетяться невежды, Втихомолку рюкзак соберу, В порт помчу, чтоб трепались одежды И слезились глаза на ветру. Кто не сбрасывал страшную маску, Обнажая под маской - себя, Кто не верил наивно, как в сказку, В мирный шум проливного дождя, Кто не ведает слова "разлука", Кто боится слова "предел", Тех удел - беспросветная скука И безделье средь множества дел. * Последний Рыцарь из дурацкой сказки В ближайшем баре распивает пиво, Последний Странник, он уже без маски И смотрет в кружку, в общем-то, счастливо. Ведь здешним людям не нужны герои, Крестовые походы и сраженья, И Рыцарь перестал быть сам собой, Смирившись с обстановкой пораженья. * Себе мы порою мнимся Великими мудрецами Постигшими суть Вселенной, Себе подчинив ее. Один назовется поэтом, Гармонию изобредшим, Другой напишет картину - Окно в некий новый мир. Прозрели мы - или ослепли? Мы видим бескрайность мира, Но наши сердца готовы Прнять лишь один эскиз. Попробуйте выдумать море, Где бродят седые волны, Где ветер срывает с них гребни И бьет об унылый утес! Кто сможет воздушной кистью Лазурью раскрасить небо И черное знамя ночи Расшить изумрудами звезд? Склонятся пред этой картиной Убогие подмастерья, Но кисть уж писать готова Окно в некий новый мир.
This page hosted by GeoCities Get your own Free Home Page